В общем говоря, официальная политика монголов при Чингисхане и его преемниках заключалась в том, что к любому городу, покорившемуся без сопротивления, относились справедливо, его правителей оставляли у власти (а иногда даже добавляли земли) и соблюдали местные законы и обычаи. В дальнейшем такие города могли рассчитывать на монгольскую военную защиту от своих врагов.
Тем не менее, даже для таких городов существовала некоторая опасность подвергнуться грабежам и мародерству в зависимости честности отдельно взятого монгольского командира и дисциплины подчиненных ему войск. Возможность грабить жителей, брать пленных и пользоваться взятыми с боя женщинами была одной из главных привилегий древних армий, и именно из-за этого солдаты и шли на войну. Когда победа была одержана, они ожидали, что им позволят это сделать. И даже если был конкретный приказ пощадить город или постоянная политика не трогать тех, кто не сопротивляется, далеко не каждое войско было готово этому подчиниться. А полководец мог бы не суметь или не захотеть воспрепятствовать воле своих солдат.
Тем не менее, в большинстве случаев город просто оставляли в покое, взяв с него установленную законом дань – десятину во всем: в конях, в людях, в золоте. Он становился кем-то, вроде союзника и в дальнейшем обычно имел льготы по налогообложению.
Например, князья болоховской земли (не Рюриковичи), которая находилась на юго-западе современной Украины, с целью получить независимость от правителей Галиции и Волыни, перешли на сторону монголов и были обязаны поставлять им только продовольствие, а иной дани не платили. Отряды болоховцев присоединились к орде в походе, но это было в их собственных интересах.
В другом подобном случае, когда монгольские войска двинулись покорять государство каракитаев, совсем недавно захваченное изгнанными Чингисханом найманами, они обнаружили, что в только что завоеванной стране местные оседлые мусульмане недовольны властью пришлых кочевых язычников. Старший сын великого хана Джучи объявил, что не будет препятствовать отправлению исламского культа и получил в свое распоряжение целиком покорную страну, жители которой даже помогли поймать своего прежнего правителя.
Но бывало и по-другому. Если город был частью крупного политического образования, которое действительно разозлило монголов, то они могли преподнести его жителям урок покорности независимо то того, оборонялись ли они или открыли ворота. Оба таких известных случая связаны с покорением среднеазиатской державы Хорезмшахов.
Самарканд имел крупный гарнизон, был осажден два дня, а на третий к Чингисхану отправили посольство из местных авторитетных имамов, которые открыли ворота. Из опасения удара с тыла или восстания, обезоруженных воинов перебили, а с беззащитным населением спокойно расправились.
То же самое случилось и в Балхе, и опять хан монголов нарушил свою политику, которая требовала обращаться милосердно с жителями сдавшихся без сопротивления городов. Это было наказанием за то, что незадолго до этого тут с почетом приняли беглого наследника престола Хорезма.
В редких случаях, если противник сопротивлялся особенно хорошо и проявлял отчаянное мужество, монголы могли отнестись к нему снисходительно даже несмотря на то, что враг уже успел скрестить с ними оружие. Как, например, Батый повелел отпустить воинов Евпатия Коловрата. Но это было, скорее, исключение. Обычно монголы поступали с пленными совсем не по нормам Женевской конвенции.
